- Полюбуйтесь, господин профессор, на нашего визитёра Телеграфа Телеграфовича! Ну, я-то замужем была, мне всё равно, а Зина - невинная девушка! Хорошо, что я проснулась!!!
- Вот! Член жилищного товарищества, и мне определенно полагается жилплощадь у ответственного съемщика Преображенского в шестнадцать квадратных аршин. Благоволите…
- Кстати, какой негодяй снабдил вас этой книжкой?
- У вас все негодяи. Ну что ж, ну Швондер дал, чтоб я развивался.
- Я вижу, как вы развиваетесь после Каутского. Зина!
- Зина!
- Зина!
- Там в приемной… Она в приемной?
- В приемной - зеленая, как купорос.
- Да - зеленая книжка…
- Ну, сейчас палить. Она ж казенная, с библиотеки!
- … переписка, называется, Энгельса… с этим… с чертом… В печку ее!
- Зарубите себе на носу, что вы должны молчать и слушать, молчать и слушать, что вам говорят! Учиться и стараться стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом социального общества.
- Кто убил кошку мадам Поласухер?! Кто?!!
- Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице.
- Да она меня по морде хлопнула! У меня не казённая морда!
- Потому что вы её за грудь ущипнули! Вы стоите!..
- Вы стоите на самой низкой ступени развития. Вы ещё только формирующееся, слабое в умственном отношении существо. Все ваши поступки зверины! И вы, в присутствии двух людей с университетским образованием, позволяете себе давать советы космического масштаба и космической же глупости о том, как всё поделить!
- Так что же вы читаете? Робинзона Крузо?
- Эту - как её?.. Переписку Энгельса с этим… Как его, дьявола?.. С Каутским.
- Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
- Да не согласен я.
- Что, с Энгельсом или с Каутским?
- С обоими.
- Вот всё у вас, как на параде. Салфетку - туда, галстук - сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси». А так, чтобы по-настоящему, - это нет. Мучаете сами себя, как… при царском режиме.
- А как это «по-настоящему», позвольте осведомиться?
- Желаю, чтобы все!
- И вам… того же.
- Стаж!
- Я… водочки выпью?..
- А не будет вам?
- Вам жалко?
- Вы, Шариков, чепуху говорите. И возмутительней всего то, что говорите её безапелляционно и уверенно.
- А вдруг война с империалистическими хищниками?
- Я воевать не пойду никуда!
- Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. На воинский учёт надо взяться…
- На учёт возьмусь, а воевать - шиш с маслом. Я тяжко раненный при операции. Меня, вишь, как оттяпали.
- Вы анархист-индивидуалист?
- Мне белый билет полагается.
- Ну, хорошо, неважно пока
- Пишите удостоверение, гражданин профессор: что так, мол, и так, предъявитель сего действительно, Шариков Полиграф Полиграфович, зародившийся, мол, в вашей квартире.
- Вот чёрт! Глупее ничего себе и представить нельзя. Ничего он не зародился, а просто… Ну, одним словом…
- Это ваше дело!
- Ни в каком календаре ничего подобного быть не может!
- Довольно удивительно, когда у вас в смотровой висит!
- Ну и где?!
- Да вот - 4 марта празднуется.
- Да, действительно. В печку его - сейчас же!
- Они говорят: где ж это видано, чтоб человек проживал непрописанный в Москве? Это раз. А самое главное - учётная карточка. Я дезертиром быть не желаю. Опять же: союз, биржа…
- Ну и что же он говорит, этот ваш прелестный домком?
- Вы его напрасно прелестным ругаете! Он интересы защищает.
- Чьи интересы, позвольте осведомиться?
- Известно чьи - трудового элемента.
- Вы что же, труженик?
- Да уж известно - не нэпман!
- Документ, Филипп Филиппыч, мне надо.
- Документ? Чёрт… А, может быть, это… как-нибудь…
- Это уж - извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать.
- А-а, уж конечно, как же, какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы понимаем-с! Мы в университетах не обучались. В квартирах по 15 комнат с ванными не жили. Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет своё право…
- Хорошенькое дело: ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. А я, может, своего разрешения на операцию не давал! А равно и мои родные. Я иск, может, имею право предъявить.
- Профессор просит вас никуда не уходить из квартиры. Это не от недоверия к вам, просто кто-нибудь придёт, а вы не выдержите и откроете. Нам нельзя мешать, мы заняты…
- Примус! Признание Америки! Москвошвея! Примус! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Москвошвея! Москвошвея! Пивная! Еще парочку! Буржуи! Буржуи! Не толкайся, подлец, слезай с подножки! Я тебе покажу, твою мать!
- А что означает эта ваша «разруха»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая вышибла все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе не существует, доктор. Что вы подразумеваете под этим словом, а? А это вот что: когда я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной у меня начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах! Значит, когда эти баритоны кричат: «долой разруху!» - я смеюсь. Ей-богу, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот когда он выбьет из себя все эти, понимаете, галлюцинации и займётся чисткой сараев - прямым своим делом, - разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя, дорогой доктор.
- И почему это пролетарий не может снять свои грязные калоши внизу, а пачкает мрамор?!
- Да у него ведь, Филипп Филиппыч, и вовсе нет калош!
- Ничего похожего! На нем теперь есть калоши - и это калоши мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли весной 17-го года! Спрашивается, кто их попёр? Я? Не может быть! Буржуй Саблин? Сахарозаводчик Полозов? Да ни в коем случае. Это сделали как раз вот эти самые… певуны!..
- Почему убрали ковёр с парадной лестницы? М? Что, Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд дома на Пречистенке нужно забить досками, а ходить кругом, вокруг, через чёрный вход?